Дети шли из вечности в вечность.

Иногда один из них падал, обессиленный и иссушенный, и умирал в конвульсиях, хватая ртом ледяной воздух.

Они ясно и четко понимали, что они – последние люди. Тысячи картин вставали перед их глазами. Вот мчится воин в кольчуге, с огромным мечом в руке, на строй врагов… и тут же захлебывается собственной кровью, нанизанный на копья…

Вот маленький пикничок в лесу… Дети с веселым смехом убежали в погоне за бабочками. А их родители стоят у могучего дуба и страстно целуются, не замечая ничего.

Последний стон тонущего сына они услышали уже голыми, забывшись в дикой страсти…

Летит самолет. Просто летит… может быть, он даже не разобьется…

Сотни, тысячи картин, образов, мыслей. В них – все.

Ребенок закричал и осел на лед, сжимая виски.

-Хватит! Хватит терзать, прошлое! Ты красиво и ужасно, я тебя ненавижу!

Три сотни детей молча прошли мимо сумасшедшего, беснующегося человека.

-Привал! – угрюмо сказал один из детей – седой, с длинной бородой и уставшим, смертельно уставшим взглядом.

Кто-то добыл абсолютного льда. Он не горит – пылает ярым огнем и, сгорев, не оставляет даже воды.

Из-за льдины с рыком вырвались два огромных чудовища и тут же с хрустом проломили кому-то череп, разодрали кому-то горло…

Одна из тварей бросилась на седого. Тот с безразличием выхватил из огня обломок и вонзил в грудь нападавшего. Предсмертный рев, сиреневая кровь…

Отломив кусок мяса – обуглившегося, горячего – ребенок стал жадно есть, наблюдая, как убивает оставшаяся тварь маленьких и беззащитных детей.

Вспышка. Бластер разит быстро и беспощадно.

На выстрелившего медленно и равнодушно двинулись уцелевшие. Его били долго, очень долго, пока на льду не остался дергающийся труп.

Сам виноват, дур-рак. Не стоило тратить последний заряд.

-Когда это кончится? – просипел кто-то, безнадежно пытаясь отогреть у костра свои мечты.

-Когда придет смерть, – проскрипел седой, – скоро… мы забыли себя, наши души сгорели в абсолютном льде…

-Так и должно быть. Мы поднялись из грязи и дикости, покорили себе машины. У нас было все. Абсолютно все: мечты, искусство, любовь, ненависть, Но мы не смогли это удержать.… И мы стерли сами себя. Смерть уже пришла. Всеобщая смерть. Чувства, мысли и идеи отдельных живых – не в счет. Важна общая картина.

Седой усмехнулся странным мыслям неизвестного собеседника. Ему-то уже было все равно. Общая картина… картина прошлого, зачеркнувшего будущее.

Так и сидели они – одинокие и усталые дети вечности, которым не суждено повзрослеть.

24.05.1999, предпоследний день школьной вечности.